Русская деревня — о русскости

 

 

 Русские — нация или культура?

Русские не являются нацией в принятом смысле: как группа, связанная генетическим родством — тут доказывать нечего, всё понятно на уровне очевидности. Как бы ни старалась имперская, советская, российская пропаганда определить «русских», как признак подданности российскому государству (как это естественно, например, у американцев), и это также не получается. Попытки России вообще стереть уникальность русскости путем навязываний «россиян» или, как в СССР — «новой исторической общности — единого советского народа» терпят крах и только рождают обратное устремление людей искать своей уникальной идентификации.

Так в чем же уникальность русскости, может быть ее и нет? Она есть, она неповторима и узнаваема в русской культуре, как ни странно, очень молодой, которая обрела системность, своё лицо лишь только в IXX веке. Если бы не было деятелей культуры девятнадцатого века, то о существовании русской культуры никто в мире ничего бы и не знал. До того были лишь отдельные несистематизированные фрагменты (иконопись Рублева, деревянная архитектура Кижей, народные сказки, предания и пр.), которые могли в общую культуры и не слиться, и даже могли бы стать частями других культур. Главный фундамент культуры — система ценностей. А.Пушкин произвел инвентаризацию ценностей, собрал их на своём этапе в несистематизированный набор, где ценности российской империи смешаны с противоположными русскими ценностями. А уже в творчестве Л.Толстого мы видим возникшую системность, уникальность, цельность русских ценностей и их сепарацию от противоположных имперских анти-ценностей, представленных в творчестве Ф.Достоевского, трагедия которого в том, что он сам, будучи порождением русской культуры, описывал в своих произведениях антагониста всего русского — российскую антикультуру во всех своих проявлениях: бессистемности, эклектичности, демагогичности, дисфункциональности, тупиковости и разрушительности.

Как это ни прискорбно, но понять ценности русской культуры и собственно саму русскость можно только в противопоставлении «российскости». Русский — это носитель русской системы ценностей, других определений так и не нашлось. Главной тенденцией русской культуры является ее духовность-идеализм: идея для русских важнее материи (на религиозном языке — духовное важнее телесного, земного). Для России же наоборот характерен материализм. Скажем, на данном этапе основной ее надеждой и спасителем является материальный денежный идол, мамона. Россия и создавалась первоначально для извлечения не просто выгоды, а халявы (дисфункциональной прибыли) в виде бабло-империи (на том языке — Алтын-Орды) и все дальнейшие формации России по сей день — это формации халявы. Без халявы Россия теряет свой смысл. Этот признак говорит о том, что в лице России мы имеем дело с таким же явлением, как раковая опухоль. И там и там одна антисистема, которая в одном случае паразитирует на системе-организме, а в другом — на системе-культуре (русской культуре в первую очередь). Подробнее об аналогии — в статье «Канцерократия».

Русский идеализм (духовность) предопределяет, что важнейшей русской первоценостью является система отношений, как невидимая идеалистическая реальность. Ни матрешки с балалайками, ни избы с печками, ни лапти с валенками, ни хороводы с сарафанами — ничто материальное  русскость не определяет, это всего лишь атрибуты, которые могут быть или не быть, но это не есть сама русская культура. Русская культура — это система отношений на основе своей уникальной русской системы ценностей. Русский русского, своего, определяет не по генам, не по внешности, а по идее, которую несет человек. Русские — это не нация в общепринятом смысле, а культуральная общность. Национализм действительным русским чужд ввиду своей материалистичности. Русскость проясняется только в створе культурализма. Кроме того, культурализм конструктивен, а национализм всегда тянет в деструктивность…

 

 Русские перспективы

Чтобы говорить о перспективности русских образований, нужно иметь какие-то живые примеры, но за всю историю России был только один эксперимент русской автономии, и ту предоставили русским оккупанты германского рейха, это т. н. «Локотская республика». Конечно, эксперимент нельзя считать корректным ввиду того, что эта автономия неполная: власть республики была марионеточной, созданной в пропагандистских целях; из республики выкачивались налоги и снабжение немецкого рейха, но не так мародерски, как московского (это объясняется тем, что немецкой империи, в отличие от российской, не было необходимости бороться с русской деревней, как источником русской кульутры). Тем не менее, опыт Локотской республики, добившейся за два неполных года своего существования ощутимых социально-экономических успехов (были восстановлены и запущены многие предприятия; работали 9 больниц и 37 медицинских пунктов амбулаторного типа, действовало 345 общеобразовательных школ и 3 детских дома, открыт городской художественно-драматический театр и пр.), говорит о том, что при нормальной, принятой во всем мире автономии без грабежа и вмешательства, русское самоуправление покажет невиданные успехи, и транспонировать это можно на анклав любого масштаба, вплоть до размеров деревни, что убедительно показали эксперименты по внедрению местного самоуправления в архангельских деревнях Г.Тюрина (Тюрин Г.В. «Опыт возрождения русских деревень» — М., «Поколение», 2007 г.)

Следует только оговориться, что опыт Тюрина ценен только на социальном уровне, так как он, мобилизуя деревню к совместной общественной деятельности, активизирует «Мы-концепцию», чувство «наше», но совершенно не касается фундаменального личностного уровня: «Я-концепции», чувства «моё», а вот тут-то основная русская/российская проблематика и зарыта — та, которая и генерирует отчуждение, депрессию и умирание русской деревни и представителей русской культуры вообще. Дело в том, что российская история, которая катком проехала по русской культуре, — это история рабства и милитаризма. Рабское мышление состоит в смещении акцента с субъективного «Я» на объективное «не-я»: рабу, крепостному, военному запрещено мыслить от своего «Я», он должен всё оценивать с позиции «не-я» — с точки зрения хозяина, помещика, начальника, общества, государства. Деформируется основная аксиологическая триединая ячейка мышления: «Я — отношение — не-я», оно становится не нормальным субъект-объектным, а объект-объектным, блуждающим, безопорным: «объект — оценка — объект», или «не-я — отношение — не-я». Стирается вплоть до стерилизации собственное «хочу», человек обезличивается и следует только объективному «должен». Такой перекос в той или иной степени свойственен практически всем 100% россиян, особенно русских, на эксплуатации и крови которых Россия всегда и паразитировала.

Именно эта рабская тенденция обезволивает, дезориентирует русских — внешний приказ, императив отсутствует и русский, ввиду отсутствия личного мотиватора («Я хочу») становится обездвиженным. Сегодня эту рабскую тенденцию мышления (а заодно и многие другие) успешно и быстро исправляет русская альтернатива западному психоанализу — идеоанализ. Кроме того, если мы хотим построить в деревне функциональную самоорганизующуюся систему отношений, то необходимо охватывать всех ее жителей, включая стариков, бездельников, воров, уголовников, алкоголиков. Что касается бича русской деревни — алкоголизма, то он преодолевается рамках того же идеоанализа такой же оригинальной методикой «дециклирования», которая излечивает, а не превращает алкоголика в абстинента с непредсказуемыми последствиями...

Если удастся вовлечь таким образом всех жителей и никто не останется в режиме отчуждения, все будут в единой системе отношений, тогда можно говорить о восстановлении анклава русской культуры. Следует иметь в виду, что культура — это большая система отношений, ее подсистемой является, скажем, анклав-деревня, ниже уровнем подсистема отношений — семья, и последней подсистемой культуры является личность (это тоже система отношений). Все эти уровни неразрывны, их объединяет одна, русская система ценностей, которая и рождается на стыке человека и природы — в деревне, а уж потом она переходит в город и культура превращается в цивилизацию. Россия, уничтожив когда-то генератор культуры — деревню, пришла к тому, что остановилось не только производство, но и театрам, певцам, художникам, писателям сказать стало нечего. Да и само государство, лишившись идеологии, вошло в режим перманентной депрессии…